Я читал Фандорина, и мне внезапно захотелось написать про Хибари и гейшу.
И я написал про Хибари и гейшу. И мне даже понравилось.
Про Хибари и гейшу. 
Ну и про Мукуро чуток. Куда без него.Она была умна. Смотрела тёмными глазами, как будто понимала всё на свете. Такой взгляд ему втречался далеко не впервые. Но впервые за него не хотелось забить до смерти. И даже не потому что она – девчонка. А потому что ему не хотелось от неё скрываться.
Она была нежна. Тонкие пальцы и планые движения. Такая, какой и должна быть настоящая гейко. Когда она брала в руки кисть, чайничек, веер, никто даже он, не мог отвести глаз от её движений. Когда она брала в свои пальцы его руку, он поверил всем этим слезливым сказочкам про замирающее сердце.
Она рисовала. И впервые в жизни Хибари заинтересовался этим глупым и бесполезным занятием. Быть может, потому что следить за её движениями было лучшим наслаждением. А картины в нежных тонах успокаивали не хуже хорошей драки. Пожалуй, это было даже полезно. Спокойное созерцание вводило недругов в куда больший страх, чем обещания скорой смерти. Его спокойное созерцание, конечно.
Впервые он увидел её на деловой встрече, куда её позвал консервативный скучный старик, который, однако, был главой якудзы в токио. Глупые неудобные татами, старомодные икебаны. «Какого черта, в каком веке мы живём?» – хотелось спросить Хибари. Но он был в гостях у токийского босса якудзы, и по странномму стечению обстоятельств им надо было подружиться. Сетсука играла там на сямисэне и подсказала ему, как правильно сесть и держать чашку. С токийским боссом он подружился, а Сетсука поехала с ним в Намимори.
Его пол застелили татами, хорошие современные двери сменили седзи , а углы украсили икебаны. И он не был против, потому что среди всего этого ходила она. А потом привык и понял, что в этом – настоящая гармония, которая и должна царить в его жизни, и никак иначе быть уже не может.
Но вот седзи расступились, и в их жилище шагнула та, кого меньше всего хотелось видеть в его гармоничном мире – Хром Докуро. Она выпила чаю из его чашки, посилела в его гостиной и ушла, на прощание обменявшись с Сетсукой поклонами.
А потом Сетсука засмеялась, затанцевала по комнате в вихре кружащихся рукавов и склонилась над ним, поставив носок на край его стула. Глаз её ожидаемо сиял красным. И гармония разлетелась сотнями мелких осколков, когда иллюзионист в теле его любимой жены извивался под ним на столе с бумагами. Он сказал: «Кёя-кун – только мой», а Хибари отчего-то не нашел нужным отвечать.
Сетсука уехала в Токио на следующий день, оставив короткую записку о том, что ей позволили всё видеть, и она не желает больше обременять Хибари своим присутвием. Он позволил ей уехать, ведь она это заслужила, и слишком хорошо его понимала. В его гармонии достаточно его самого. И того, кто эту гармонию разрушит. Я задыхаюсь от любви к Хибари. Внезапно.
Не терплю я всё-таки нежности.
@темы:
Реборн,
типа творчество